(воспоминание из детства)

Дебют

Мы свободны и счастливы. Мы растим наших детей. Мы трудимся во благо… пусть и не совсем той Родины, о которой мечтали наши предки… Но мы живем.
Живем и каждый день видим мирное небо над головой. И хотелось бы, чтобы каждый человек, и не только в День Победы, вспоминал, какой ценой досталось нам это небо. Славный юбилейный год поколения победителей – наших дорогих соотечественников – продолжается.
Об авторе: Сергеев Николай Александрович, художник-реставратор городского музея. Публиковался в журнале «Провинция». Недавно в нашей газете об этом талантливом человеке был очерк «Человек-оркестр Николай Сергеев». А сегодня мы предлагаем читателям его рассказ «Заработок».

Я очень редко пишу письма и вряд ли написал их за всю жизнь больше десятка. Но есть причина.
Уже прошло пять лет, как закончилась война… Я давно перестал выбегать на дорогу, встречать отца, на которого пришла похоронка еще в 41-м. Детское сердце перестало верить, что все это неправда, устало ждать какого-то чуда.
Как-то раз одна старушка, живущая по нашему порядку, отозвала меня в сторону от оравы таких же голенастых сорванцов.
– Поди-ка сюда, Колян! – и вдруг: – Напиши мне письмо.
– Так я ведь не умею писать письма, баба Маша.
– А ты напиши, я тебе рубль дам.
Вот это-то меня и сразило – получить рубль за какое-то письмо. Так легко. Это сейчас рубль ничего не стоит, а тогда…
– Баба Маша, давай быстрее, а то я с ребятами за ягодами собрался.
– Пойдем, милый, только ты чернила и ручку принеси, тетрадь у меня есть.
Мигом слетал домой и уселся за стол в низкой избенке, с нетерпением поглядывая на бабу Машу. Она достала тетрадку в косую, уселась напротив, и я приготовился писать.
– Коля, а как писать-то будем? Я ведь тоже не знаю, как письма пишут.
– К нам дядя Шурай, мамкин брат, всегда пишет: «Здравствуй, дорогая сестра Анисья Федоровна!» Наверное, и нам надо так писать: «Здравствуй…» Баба Маша, а кому писать-то будем?
– Глебушке.
– Какому Глебушке? – мне стало жутко. Глеб-то ихний, слух в деревне шел, без вести пропал на фронте.
– Глебушке. Ты разве не знаешь, он танкист у меня. Где он теперь? Он ведь с твоим дядей Ваней вместе на танкиста учился. Твой-то дядя сразу погиб, а мой сыночек живой. Вот как он обрадуется письму-то. Где он теперь? Ты, Коленька, пиши так: «Здравствуй, мой любимый сыночек Глебушка…» Голос ее задрожал, у меня тоже слезы навернулись на глаза. Вытерев глаза краем носового платка, она опять стала диктовать: «Здравствуй, мой милый сыночек Глеб Иванович…»
Я начал писать да споткнулся:
– Баб Маш. Мы ведь уже три раза это написали.
В полутемной избе раздался смех:
– Ну вот, какая я глупая… уже три раза… ха-ха-ха… – и опять слезы.
Так мы и писали письмо, сквозь смех и слезы. Когда оно было написано, я спросил, какой адрес надо написать. Она посмотрела на меня, я на нее.
– Адреса-то нету. Ну ладно, иди. Вот тебе рубль.
Я взял рубль и выскочил на улицу. Шутка ли – сам заработал рубль, да так легко. Так я заработал два рубля. Третий рубль не показался мне легким, он жег мне руки. Я не думал, что он будет таким тяжелым, а труд мой – нерадостным. Когда же я отказался брать деньги, она мне давала вишни и яблоки, так как у нас вымерз сад. Мать вырубила яблони на дрова. А вот у соседей, кто не порубил их, они со временем отошли и опять стали плодоносить.
… А вскоре мою бабу Машу, потерявшую рассудок по пропавшему в войне сыну Глебу, отвезли в сумасшедший дом.
До сих пор я не люблю писать письма.

Николай Сергеев,
рис. С.Гудкова