На фестивале «Живое слово» в Болдине услышала о новой книге этого совсем молодого, но бешено популярного автора. Итак, Дмитрий Глуховский, «Рассказы о Родине» (М.: АСТ: Астрель, 2010). В аннотации, как всегда, хлесткие рекламные «заманушки»: книга-провокация, книга-скандал, книга-бомба. Короче говоря, новая литература.
Первые три определения «Рассказов о Родине» – исключительно по сути. Но вряд ли так нов прием изображения действительности через доведение ее до абсурда, до идиотизма. Как столь же не ново использование фантастической реальности. Однако полученный результат вовсе не представляется вторичным и мелким по отношению даже к романам «Мастер и Маргарита» и «Сто лет одиночества»… Да мало ли уже народу попробовало смешать правое, зеленое, горькое…
Читать легко – оторваться трудно. Вполне обыкновенные слова, сплетаясь во вполне обыкновенные фразы, дают эффект вывихнутой реальности: «Подарите вашей любимой силиконовый мозг!». И в эту реальность совсем не вписывается нормальное желание обычного милиционера «чтоб по-честному все!».
Лексика у Д.Глуховского современная, практически без использования ненорматива. В паре мест, где он был бы абсолютно органичен (и такое возможно), целомудренно заменен отточием: «Берите! – твердо сказал Антон. – Вдруг мои деньги помогут приблизить этот день… Берите и с…бывайте с миром! – Обугленная душа его расцветала» («Благое дело»).
Но чаще – злая, глумливая: «…Все эти незначительные улучшения линии груди, будничные липосакции бедер и надувание губ меркли на фоне того, что обещал с ней сделать журнал». Местами – образная, но образность словно намеренно туманится, чтобы правдивей выглядело происходящее: «Башня подпирала обваливающееся и прохудившееся московское небо» («Че почем»).
Автор ерничает – на грани срыва. Общее же впечатление от рассказов – негр смеется, чтобы не плакать, негр поет, чтобы не плакать. И очень сложно выбрать цитату для иллюстрации: слово тянет за словом всю страницу.
Писателю чуть-чуть за тридцать, а реалии советского времени, которого он практически не застал, чувствует безошибочно и терминологией владеет: «Завопила пергидрольная хабалка» («From Hell» – «Из ада»).
Д.Глуховский «поддал кованым сапогом» современным электронным СМИ, в которых сам «варится». Они, пожалуй, духом возвращаются к милым пыльным застойным временам. Например, рассказ «Главные новости».
Молодого корреспондента через московские пробки редактор посылает отснять что-то совершенно незначительное, вымещая на нем все свои глубоко запрятанные комплексы, когда тому не удается выдраться из этих пробок. Парень дышит бензиновым перегаром и хочет попасть рабом на галеры. Но вдруг ему подваливает невероятная удача – над московской улицей зависает корабль пришельцев, готовых вступить в контакт! А в новостном выпуске… недостает эфирного времени. Соблюдается нерушимая очередность: глава государства, глава правительства, какие-то третьестепенные международности, придурочные балалаечники… А на сенсацию – не хватило! Редактор утешает журналистика вполне приземленно: «Завтра, кстати, отличная съемочка есть, – кашлянул вдруг выпускающий. – С Премьером на шарикоподшипниковый завод. Хочешь? – Правда? – Саша утер кулаком сопли, несмело улыбнулся. – Просто фантастика какая-то!»
Например, в рассказе «From hell» («Из ада») Д.Глуховского тема разведки недр земных, сложной даже по сравнению с исследованиями космоса, перекликается с аналогичной у другого молодого и очень популярного писателя Александра Иличевского (роман «Перс» и сборник «Пение известняка»). Но у Иличевского – философская отстраненность, а у Глуховского – злое ерничанье.
Выворачивает наизнанку он любую тему, будь то эротические фантазии двух третей российских женщин или судьба азиатов-строителей в Москве (вовсе чернуха!). «Ну все то, что остается после изъятия органов? Это риторический вопрос, не волнуйтесь. Мне подготовили справку. Скупили сеть киосков шаурмы и утилизируете. Ведь это до первой серьезной проверки. А вот мы давно и успешно работаем с Микояном. И их, уж поверьте, никто никогда не проверяет» («Че почем»).
После всего прочитанного финальный рассказ сборника – «До и После» – навевает некий растерянный оптимизм. В глухой деревне целый месяц не знали о том, что случилась всемирная катастрофа и «государств, которых задел атомный молох, уже почти месяц больше не существовало». Жители рассуждают: «Да как же мы жить-то теперь будем? – запричитала Ангелина Степановна. – Да так же и будем, как жили, – вдруг объявила Нина Прокофьевна. – Что изменилось-то?».
Шестнадцать рассказов, каждый со своим прибабахом. Автор так отгораживается от восприятия своей страны? Вот уж нет.

Т.Криницкая